Подготовка к похоронам начиналась с прихода гробовых дел мастера. Проведав, что по соседству с ними кто-нибудь тяжело болен, гробовщики наносили в этот дом визит и, не заботясь о том, жив ли потенциальный клиент или уже умер, предлагали свои услуги. Нередко случалось, что в передней сталкивались сразу несколько гробовщиков и принимались спорить за клиента, что сопровождалось изрядным шумом и даже бранью. Помимо всех похоронных принадлежностей: катафалка, гроба, факельщиков, венков, гробовщик поставлял за умеренную плату и «гостей» для проводов покойника, в случае, если бы похороны оказались слишком малолюдны.
Похоронный катафалк мог быть как черным, так и сплошь белым, с балдахином, с четверкой, шестеркой или даже восьмеркой цугом запряженных лошадей, накрытых попонами с кистями. Соответственно, в черном или белом были и сопровождающие покойника факельщики с зажженными факелами на длинных ручках (в начале века), а позднее керосиновыми фонарями, в цилиндрах и нелепых балахонах — «мантиях». Факел символизировал печаль и вплоть до начала XX века без факельщиков не обходились ни одни похороны. Считалось, что без них печальное шествие утрачивает всю торжественность.
Перед похоронами давали в газеты объявление о кончине члена семейства и месте и времени погребения и спешно шили траурные наряды, сплошь черные и обшитые «плерезами» — белыми коленкоровыми полосками в два-три вершка ширины, на черной креповой подкладке. Плерезами обшивали платья, отвороты сюртуков, полы одежды. Участвующие в похоронах мужчины обтягивали тулью шляпы черным крепом и надевали на руку повыше локтя черные креповые повязки. Горюющие родственники приобретали специальную бумагу и конверты — то и другое с черной каймой — и пользовались ими для переписки все время, пока длился траур — от нескольких месяцев до года.
В день похорон дом и сад тщательно убирали, подметали дорожки, посыпали их песком, ворота и калитки распахивали настежь. Пускали всех, знакомых и незнакомых, без разбора (в Москве существовала довольно многочисленная категория любителей чужих похорон, которые отслеживали по газетам потенциально богатые поминки и являлись поесть на халяву). Входящие обнажали головы. Гроб старались донести до кладбища на руках; катафалк ехал следом. Перед катафалком несли венки. За гробом следовали факельщики и хор певчих и духовенство, причем если дело происходило зимой, то ризы натягивали поверх шуб. Особо торжественными считались похороны, в которых участвовал кто-нибудь из высших церковных чинов-архиереев. Родные (за исключением маленьких детей) пешком шли до кладбища; следом в экипажах — сперва кареты, потом пролетки, в конце линейки — двигались остальные участники похоронной процессии. Замыкали процессию «поминальники» — те бедняки, которые кормились в основном благодаря поминальным обедам, а потому участвовали во всех без разбору похоронах. Пешеходы снимали шапки и крестились, экипажи приостанавливались.
Поминали дома либо у «кондитеров» в наемных залах. Поминки происходили только днем. Долго сидели за столом, поедали большое количество блинов с яйцами и снетками, икрой, семгой и сметаной. Еще на поминальном обеде обязательно подавали рыбу и кисель — клюквенный или белый, из миндального молока (мяса не полагалось). По окончании обеда священники пели заупокойную молитву а все присутствующие провозглашали хором «вечную память» новопреставленному.
В тот же день в купеческих и мещанских семьях принято было наделять милостыней нищих, причем неизбежно собиралось и огромное число просто любителей дармовщины, не только не нищих, но даже и не бедных, иные из которых норовили подойти к раздаче по нескольку раз. Еще отправляли в тюрьмы, богадельни или приюты корзины, а иногда и целые возы калачей, саек и баранок для раздачи призреваемым (подобную же милостыню посылали в такие места и вообще на праздники, особенно двунадесятые). На девятый, двадцатый и сороковой день справляли поминки и снова звали гостей и раздавали милостыню.
Источник: На чай к тургеневской девушке
