Случайный путник, заброшенный музой странствий в сызранский кремль, скорее всего, будет разочарован. Вместо ожидаемых крепостных стен, древних башен или, на худой конец, поросших травою забвения земляных валов он увидит небольшой уютный скверик на холме над рекой, маленькую кирпичную церквушку без всяких архитектурных излишеств и воротную башню с шатровым верхом. Отсутствие каких-либо намёков на фортификационные сооружения с лихвой компенсируется прекрасным видом на слияние рек Сызрана и Крымзы под горой, купола Вознесенского монастыря в заречье и прилегающие к этой обители жилые райончики, которые совсем ещё недавно именовались слободами.
Местные жители и вовсе над всеми этими фортификационными и топонимическими казусами не заморачиваются и на недоуменные вопросы радостно отвечают: «Да вот же он, кремль». Так и приходится залётному искателю старины довольствоваться красивыми видами окрестностей, утешая себя мыслью, что он опоздал, по меньшей мере, на пару веков.
Вид на сызранский кремль начала XX века
Не будем спешить. Оставим в стороне воротную башню, именуемую Спасской, по названию церкви, некогда устроенной в ней, и пройдём вглубь уютного скверика. К невзрачному зданию церкви Рождества Христова. Или, как её обычно официально именуют, Христорождественскому собору.
Спрятавшаяся за высокими берёзами на крутом берегу Сызранки, эта церковь может порадовать взор разве что своим красивым местоположением. В остальном, как обычно сухо говорят архитекторы и занудные экскурсоводы, «восьмерик на четверике». Таким шедеврам несть числа на бескрайних российских весях.
Да, и что, собственно говоря, открывается сейчас нашему взору?
Бывший склад, долгое время стоявший заброшенным, без дверей. До этого – простая тюремная церковь, служившая в этом качестве многие десятилетия, да ещё и сильно пострадавшая от пожара 1906 года. Её былое великолепие унесено рекой забвения ещё в самом конце позапрошлого XIX века и было забыто, не то что во времена прадедов, но уже и прапрадедов.
Только в самом конце этого самого XIX века заезжий редактор «Симбирских епархиальных ведомостей» Яхонтов, разыскивавший сызранские достопримечательности, неожиданно для себя обнаружил в этой суровой и скромной тюремной церкви удивительный шедевр старинный резьбы: диковинный иконостас в виде виноградных лоз.
Он же выписал из церковной летописи, составленной лет за 30 до этого, имя устроителя храма сызранского купца Алексея Васильева Кандалаева.
Sic transit gloria mundi. Так проходит земная слава.
Вот и всё, что осталось в памяти людской от Алексея Савельевича Кандалаева. Попробовал бы кто при жизни назвать его купцом! Или ошибиться с отчеством! Ибо был Алексей Савельевич обычным мелким чиновником. Даже чина себе не выслужил выше титулярного советника. Как тот Акакий Акакиевич Башмачкин.
Что не мешало держать ему в своей, перепачканной чернилами руке, весь Сызранский уезд с окрестностями.
Было это во времена воеводского правления. Воеводы тогда имели огромную власть, были почти бесконтрольны со стороны столичной власти. Вот и старались не давать им завороваться сверх меры. Назначали чужаков, да ещё и на короткий срок 2-3 года. Успей за это время вникнуть в дела огромного уезда с хорошее германское герцогство величиной. Да ещё при тогдашнем делопроизводстве, которое тянулось не то что годами – десятилетиями. Вот и получалось, что подлинными вершителями судеб оказывались скромные канцелярские крючки, которые сменяли уже с десяток воевод и сидели в своих бумажных крепостях, как клопы в диване.
Они и вершили дела.
Первым среди сызранского крапивного семени был Алексей Савельевич Кандалаев. Ещё в самом начале XVIII века его отец ведал финансами местной воеводской канцелярии. В 1728 году у его сыновей Ивана и Алексея уже погорело множество лавок в торговых рядах. А в 1741 году Алексей Савельевич на свои скромные чиновничьи доходы возводит в кремле каменный собор.
Прежде чем распрощаться с этим незаурядным человеком, скажу лишь, что, уйдя на покой, займётся он винокурением и в последний раз его имя мелькнёт уже в 1783 году, после губернской реформы, когда на смену воеводам уже пришли судьи да городничие. Дочек своих он выдал за родовитых дворян. Одну за Анненкова, вторую за Нечаева. Среди его потомков и крупнейшие наши дворяне Бестужевы.
Так вот вернёмся к нашему титулярному советнику. Дело в том, что среди его пристрастий явно прослеживается любовь к деревянной резьбе. Неизвестно, мотивы пышного барокко были её истоками или искусство местных резчиков пробуждало эстетические чувства разбогатевшего чиновника. Скорее всего и то и другое. Только в одном из храмов в своём поместье Кандалаев заказал алтарь в виде фигур евангелистов, что православной церковью не одобрялось и ввело в немалый соблазн и переписку церковные власти уже через столетие после смерти Алексея Савельевича.
2236 
