Двадцать лет назад, 17 августа 1998 года, в России грянул дефолт.
Он, как известно, подкрался незаметно. Российская валюта с 95-го была одной из самых стабильных в мире: доллар плавал в валютном коридоре, и стоил не дороже 6 рублей 25 копеек.
В июне 1998 года Банк России согласовал получение от Международного валютного фонда кредита в $25 млрд, но Госдума, солидарное большинство в которой имели коммунисты, «Яблоко» и аграрии, отказалась его принять: и так все нормально, незачем долги множить. Еще 14 августа президент России Борис Ельцин сказал: «Девальвации не будет. Это я заявляю четко и твердо. И я тут не просто фантазирую, это все просчитано…»
Но уже вечером 17 августа правительство и ЦБ сообщили об отсутствии средств, объявили о неспособности платить по государственным ценным бумагам (это и есть технический дефолт- прим.ред.) и о переходе от плавающего курса доллара к свободному.
В итоге за три с половиной недели доллар подорожал в три с половиной раза: 17 августа он стоил 6 рублей 24 копеек, а 6 сентября стал оцениваться в 21 рубль. И это - только официальный курсе ЦБ, а не об обменных пунктах. Многие вспоминают те дни как катастрофу.
До дефолта экономическая элита России страдала от детской болезни «дереализации»: это когда с реальностью путают сказку или сон. Многим тогда казалось, что нам почти уже удалось совместить принципы свободного рынка и идеалы социального государства. Казалось, что мы почти одолели инфляцию. В 1997 году она составляла 11% - ничто по сравнению с 2508,8% в 1992 году.
А в реальности ради того, чтобы удерживать крепкий рубль, просто остановили печатный станок, и расплачивались за это бюджетники, которым по полгода не платили зарплату. Даже добывающий сектор затянул пояса до ребер. Не случайно шахтеры месяцами стучали касками на Горбатом мостике перед Белым домом...
А за иллюзию, что раз государственные краткосрочные облигации России раскупают словно горячие пирожки, то в нашей финансовой состоятельности можно не сомневаться - пришлось заплатить реальностью, когда платить проценты держателям ГКО стало просто нечем.
«За год до дефолта казалось, что начался подъем российской экономики из руин, оставшихся от распада СССР, что рыночные реформы дают первый урожай, - признался РГ Евгений Ясин, министр экономики России с 1994 по 1997 год. - Но начинался азиатский кризис, мировые цены на нефть были неблагоприятными для нас... Денег не хватало, и мы попытались по зарубежному опыту организовать заимствования, которые бы ничего нам не стоили. Но то, что удавалось зрелым экономикам, у нас не сыграло. Мы стали продавать ГКО под высокие проценты в то время, как курс рубля находился в валютном коридоре. Благодаря этому он занимал более выгодное положение, чем доллар, но в итоге мы не нашли выхода из этого коридора. Представьте себе: нефть - $8 за баррель, долг государства по ГКО 440 миллиардов рублей, а доллар стоит шесть рублей, и мы не даем ему подорожать. Нестыковочка. Шли споры, как выходить из положения, но никакого решения провести через парламент было невозможно - он отвергал любые предложения правительства. В итоге наше правительство просто сменилось».
«20 лет назад подвела несогласованность действий между экономическими ведомствами, - сказал Андрей Нечаев, который возглавлял министерство в 1992-93 годах. - Например, Центробанк арестовывал ГКО минфина за то, что последний по ним не вовремя платил. Вместо этого можно было резко смягчить остроту кризиса, заморозив часть ценных бумаг. Существовала возможность перевести долговой кризис в валютный, заранее девальвировав рубль. Но вместо этого президент, Борис Николаевич, публично заявил, что девальвации не будет, чем связал руки правительству и ЦБ. Череда тактических ошибок привела Россию к неизбежности внутреннего финансового кризиса, а мировые экономические потрясения его усугубили и превратили в дефолт».
За месяцы между объявлением дефолта и наступлением зимы в экономике произошло два явления.
Первое. Всем бюджетникам вернули долги по зарплате, да и о кризисе неплатежей в реальном секторе забыли. Коль уж рубль все равно упал в четыре раза, то и денежную массу ЦБ увеличил втрое. Кстати, курс доллара, установленный дефолтом, продержался целое десятилетие: до 2008 года.
Вщ-вторых, до дефолта по федеральным каналам крутили социальную рекламу: «Покупайте российское». После рокового августа российское уже не требовалось в рекламе. Рост цен на отечественные товары в 1998 году остался на уровне 11%, а импортные подорожали согласно курсу до 400%. Соответственно, российские производители (главным образом продуктов питания) стали наращивать мощности и заполнять прилавки в магазинах, куда раньше не могли пробиться.
Обычно в минуты роковые государство думает о сохранении социальных гарантий в ущерб промышленности и предпринимательству. Кризис 1998 года прошел по противоположному сценарию. Население пострадало, а производство поднялось. Мы получили полноценный отечественный пищепром. Это была первая большая волна импортозамещения.
Для экспортеров, к слову, девальвация была даже полезной. В 1999 году внешнеторговое положительное сальдо достигло 20% ВВП. И произошло это не только из-за того, что упал импорт и немного подорожала нефть. Производство подскочило настолько, что заполнило внутренний рынок и устремилось на внешние. Мы стали экспортировать что-то кроме углеводородов.
…Мы часто наносим себе гораздо больший ущерб сами - доморощенными слухами и приметами. Например, о том, что в августе - восьмом месяце - каждого года, обязательно должна произойти какая-нибудь неприятность.
Впрочем, для нашей экономики «восьмерка» - действительно магическая цифра. В 1988-м на всей территории СССР ввели продовольственные карточки на сахар и другие продукты. В 1998-м грянул суверенный дефолт, а мировой кризис 2008 года оставил без работы сотни тысяч наших сограждан и загнал обремененных валютными кредитами россиян в долговую яму. Причем все эти кризисы начинались действительно в августе.
С тех пор как после крушения СССР Россия вернулась в капиталистический мир, она подчиняется его законам. Включая цикличность мирового экономического развития от кризиса к кризису. В 1998 году мы еще не предполагали, что эта конъюнктура нас касается настолько тесно, а проблемы далекой Юго-Восточной Азии прорвутся в Москве. Теперь мы понимаем, что России от глобальных финансовых штормов не спрятаться, но научились относиться к ним не как к катастрофе, а буднично, как к насморку или неизбежности понедельника. Просто к этому нужно быть всегда готовым. К кризису 2008 года был накоплен стабилизационный фонд, к примеру.
Дефолты объявляли многие страны по всему миру, но в последние годы это явление наиболее характерно для стран Латинской Америки. Так, только в XXI веке отказывались от своих долговых обязательств власти Нигерии, Парагвая, Никарагуа, Доминиканской Республики, Греции, Аргентины, Уругвая, Венесуэлы и Эквадора. Кстати, две последние страны - рекордсмены по количеству экономических кризисов в истории. Каждая из них объявляла о дефолтах по 10 раз.
