Рассказ о детстве Государя Императора Николая II ведется со слов Владимира Олленгрэна, сына первой учительницы Великих Князей Николая (будущего Императора) и Георгия (его брата, умершего от болезни в молодом возрасте), воспитывавшегося вместе с ними в ранние годы. Они были для него простыми мальчишками Ники и Жоржиком, друзьями и участниками озорных проделок. И вместе с тем, он сумел очень точно уловить то главное, что составляло дух Царственной семьи и что было надёжно скрыто от посторонних взоров.
Пасха в Аничковом дворце
Теперь нужно вспомнить и рассказать, как Аничков дворец встречал Святую Пасху. В Страстную пятницу с Императорского фарфорового завода привозилась груда фарфоровых прелестных яиц, различных размеров. Эти яйца предназначались для христосования со всеми служащими во дворце. Большие яйца, очень дорогие, вероятно, получали лица, близкие к Августейшей Семье. Меньшие размеры полагались персоналу, обслуживавшему дворец. Начиная с Великого четверга, церковные службы происходили как и везде, то есть вечером — двенадцать Евангелий, которых мы, дети, не достаивали: Родители слушали их до конца. На увод детей из церкви разрешение у Родителей всегда испрашивала мать, и мы, признаться, бывали рады, когда она отправлялась за занавеску. (Царская Семья была отделена от остальных молящихся особой бархатной занавесью у правого клироса. В церковь же был свободный доступ для всякого служащего при дворце.) В пятницу был вынос плащаницы, на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники, он на весь день делался скорбным и подавленным и все просил маму рассказывать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глазенки его наливались слезами, он часто говаривал, сжимая кулаки: «Эх, не было меня тогда там, я бы показал им!» И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроем разрабатывали планы спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас.
Помню, я уже задремал, когда к моей постельке подошел Ники и, плача, скорбно сказал:
— Мне жалко, жалко Боженьку. За что они Его так больно?
Подскочил и Жоржик и тоже с вопросом:
— Плавда, за что?
И до сих пор я не могу забыть его больших возбужденных глаз. Время до воскресения дети переживали необычайно остро. Все время они приставали к маме с вопросами:
— Боженька уже живой, Диди? Ну скажите, Диди, что он уже живой. Он уже ворочается в своей могилке?
— Нет, нет. Он еще мертвый, Боженька.
И Ники начинал капризно тянуть:
— Диди… Не хочу, чтобы мертвый. Хочу, чтобы живой…
— А вот подожди. Батюшка отвалит крышку гроба, запоет: «Христос Воскрес», — тогда и воскреснет Боженька…
— И расточатся врази Его? — тщательно выговаривал Ники непонятные, но твердо заученные слова.
— И расточатся врази Его, — подтверждала мать.
— Я хочу, чтобы батюшка сейчас сказал: «Христос Воскрес»… Вы думаете, хорошо Ему там во гробе? Хочу, чтобы батюшка сейчас сказал… — тянул капризно Ники, надувая губы.
— А этого нельзя. Батюшка тебя не послушается.
— А если папа скажет? Он — Великий Князь.
— И Великого Князя не послушает.
Ники задумывался и, сделав глубокую паузу, робко спрашивал:
— А дедушку послушается?
— Во-первых, дедушка этого не прикажет.
— А если я его попрошу?
— И тебя дедушка не послушается.
— Но ведь я же его любимый внук? Он сам говорил.
— Нет, я — его любимый внук, — вдруг, надувшись, басом говорил Жоржик. — Он мне тоже говорил.
Ники моментально смирялся: он никогда и ни в чем не противоречил Жоржику. И только много спустя говорил в задумчивости:
— Приедет дедушка, спросим.
На самом же деле любимицей Императора Александра Второго была маленькая Ксения. Приезжая во дворец, Император не спускал ее с колен, тетешкал и называл: «моя красноносенькая красавица».
Несмотря на все недостатки воспитания, слишком оторванного от земли, теперь, с горы времен, мне это видно, несмотря на оторванность от живой жизни, дети оставались детьми и ничто детское им не было чуждо. Привозились самые занятные, самые драгоценные игрушки, сделанные в России и за границей, но все это занимало их внимание только какой-то первый момент. Иное дело выстроить из песку домик для дедушки, или из снегу — крепость для защиты России, — это было свое, это было драгоценно. Каждый день летом подавалось мороженое, сделанное по драгоценным рецептам. Это имело успех, но что это было в сравнении с тем мороженым, которое мы сами делали из песку с водой? Продавцом этого мороженого был всегда, к нашей глубокой зависти, Жоржик. У него была какая-то ложка, сделанная из битой бутылки, и эта ложка, сделанная нами самими, хранилась под заветным деревом в саду и была произнесена страшная клятва, чтобы никому, даже дедушке, не выдавать ее местопребывания…
И. Д. Сургучев. «Детство императора Николая II», 1953 год
Источник: На чай к тургеневской девушке
