- Сколько обращений в год поступает к Вам, и какая наблюдается динамика: количество обращений растет или уменьшается, и о каких нарушениях прав заявляют люди?
- Письменных, официальных – примерно 3 500 – 5 000 в год. Но вместе с приемами граждан, звонками, электронными сообщениями, встречами с жителями – это около 20 000 сведений о фактах нарушения прав, вопросов, просьб о разъяснении законов и т.д. У нас в аппарате 20 человек, и только бухгалтер не работает с жалобами. Стабильно жалуются на невозможность оформить в собственность земельные участки, на действия правоохранителей. Просто градус нагрева по отдельным темам может меняться в определенные периоды. И еще есть такая тенденция: в выборный год количество обращений увеличивается, на 500-1000, потом становится поменьше.
- Какие это конкретно вопросы?
- Все! Это и очередь для малоимущих, которая стоит с 80-х гг. Обращаются и очередники из числа тех, перед которыми имеются гособязательства. В их числе военнослужащие, уволенные в запас, инвалиды, семьи с детьми-инвалидами, вынужденные переселенцы, пострадавшие от техногенных катастроф, политические репрессированные, дети-сироты и т.д. Всего 12 категорий. Год от года финансовое внимание больше уделяется то одной категории, то другой. Понятно, что в юбилейный год победы в Великой Отечественной войны ветеранам добавили финансирования, Губернатор потребовал дополнительного выявления ветеранов. Время от времени обостряется ситуация с жильем для детей-сирот - тогда увеличивают финансирование на эту категорию. Хотя, даже деньги не всегда решают вопрос. Ведь фактически в муниципалитетах нет квартир нужной метражности, положенной по закону, поэтому формировать специализированный фонд практически не из чего. Нужно строительство социального жилья по госзаказу с учетом конкретных параметров.
- Что беспокоит людей, кроме жилья?
- Все, что прописано в Конституции. От канализации до тюрьмы. Но какой сферы не коснись, главный запрос общества – на понимание, на уважение к личности, чтобы именно в конкретном вопросе разобрались, а не отписывались пересказом законов, что "ничего не положено". Беспокоит уход государства из управления процессами и отношениями в сферах, от которых зависит благополучие людей – и это не только пережитки патернализма. Лечение оказывается не по состоянию здоровья, а в зависимости от объема денежных средств в программах, в сфере ЖКХ люди оказываются один на один с управляющими компаниями, – и это называется спорами хозяйствующих субъектов.
- Как выглядит схема работы с обращениями? И справляются ли с объемом поступающих жалоб те 20 человек, которые у Вас работают?
- Мало того, что нас 20 человек, так у наших рекомендаций еще и нет решающего значения. Форма реагирования уполномоченного – это рекомендации, подготовка обращений. С другой стороны я всегда относилась к законодательной базе так: что не запрещено, то разрешено. Как выглядит схема работы с обращениями? Что бы человек не написал, сначала требуется диагностика. Многие хотят написать одно, думают про второе, а на самом деле ситуация третья. Соответственно, требуется соотнесение приложенных документов, если они вообще есть, с реальностью. Нужно диагностировать ситуацию: нарушены права или нет, или же ситуация пограничная. Бывает такое, что выглядит ситуация несправедливо, но на самом деле баланс интересов оказывается соблюден. На заявитель жаловался, что нарушаются его права, потому что частная фирма перекрыла доступ к Волге, поставила дебаркадер, организовала парковку катеров. Первоначально картинка рисуется апокалиптическая. Наши специалисты анализируют ситуацию, а там все законно. Привлекли независимых экспертов – те тоже утверждают, что нет там махинаций с зонированием, договорные отношения оформлены в соответствии с законом. Поехали смотреть на место. Дебаркадер стоит, парковка катеров есть, проезд к ней перекрыт шлагбаумом, но при этом мы проехали свободно. В целом въезд машин по пропускам, но любой человек может пройти туда пешком. А по закону действительно должен быть обеспечен пеший доступ. Участок оборудован для отдыха всех желающих. Поэтому в каждой ситуации нужно разбираться индивидуально.
- Удается справляться с таким потоком обращений?
- Ну, сотрудники работают иногда без выходных и отпуска прихватывают. Я так скажу, с той фактурой, которая через нас проходит, можно не вылезать с экранов. Но я понимаю, что если буду часто мелькать в прессе, поток вопросов возрастет в 30 раз. И мы превратимся в бюро по переписке, и не будем ничего реально делать. Тот объем обращений, который есть сейчас, позволяет нам вспахивать материал и разбираться в вопросах по существу. Я понимаю, что в чем-то у нас есть ограничения, но лучше делать работу пусть в таком объеме, но хорошо. Если честно, то в любой структуре бывают пробои. Просто важно не делать вид, что все в порядке, а еще и еще раз возвращаться к вопросу, если заявитель утверждает, что какие-то его доводы не были учтены, даже, если на юридический взгляд все- чисто. Как замечательно мне однажды ответил главный врач Кинельской районной больницы Сергей Плешаков: "А всего-то и надо было понять человека и извиниться. Простой человеческий фактор!" А если мне отвечают формально, то иногда я вынуждена напоминать, что это – не ответ Уполномоченному по правам человека. И все обращения и все документы я читаю сама.
- Можно сказать, что с годами органы власти начинают больше прислушиваться к рекомендациям, уделять большее внимание вашим обращениям?
- Мне кажется, да. Я долго работаю, уже второй срок. И если должностное лицо какое-то время работает, то он уже знает наши подходы. Люди понимают, что я не буду бездумно кричать про нарушение прав, пока не рассмотрю каждый уголок дела. Я стараюсь не изображать правозащитный пафос, потому что мне с этими людьми нужно работать, нужно, чтобы мне доверяли. А стучать ботинком по столу и требовать признания прав человека – это вещи взаимоисключающие. Человек должен тебе доверять, и с ним нужно рационально разговаривать. Но не подстраиваться, а отстаивать позицию.
- Если говорить в целом, как Самара выглядит на фоне остальных городов области?
- Понятно, что больше всего вопросов поступает из Самары и Тольятти, потому что это самые крупные муниципальные образования и здесь самое активное общество и сообщества. Но я все-таки считаю, что главный критерий не количество, а отношение чиновников, уровень их понимания. Конечно, как в большой агломерации, здесь есть все: и коррупция, и равнодушие, и формализм. Но, например, с Дмитрием Азаровым у нас выстроенные отношения. И я с уважением к нему отношусь. Мы все прекрасно помним, в каком состоянии город был три года назад. Вывести его из этого состояния, когда земли раздавали направо и налево, когда 29 сентября 2006 года пачками подписывались документы, очень тяжело. Вешать все на Азарова – это неправильно. Понятно, что и внутри администрации тоже есть проблемы, которые мэру и не только ему приходится контролировать. Я не могу давать никаких политических оценок, но сравнивая качество работы администрации при предыдущих двух мэрах и Дмитрии Азарове, скажу, конечно, это небо и земля. Конечно, вопросы тоже остаются: по реконструкции аварийного жилья, особенно домов, являющихся памятниками архитектуры, по согласованию вопросов, связанных с испрашиваемыми земельными участками. Мне не очень нравится, как медленно решаются вопросы с кладбищем Сорокины Хутора, хотя именно Азаров сдвинул вопрос с мертвой точки. Но я не помню вопроса, по которому мы бы договорились действовать и который мэр попытался бы потом "утопить".
- Недавно в Самару приезжал федеральный уполномоченный по правам человека Владимир Лукин. Какие объекты он осмотрел в Самаре, какие по итогам визита были даны рекомендации?
- Да, Владимир Лукин недавно приезжал в Самару с визитом. Вообще он приезжал на конференцию. Но также посетил один из изоляторов временного содержания. У нас есть несколько типов учреждений, предназначенных для содержания уже осужденных и находящихся под следствием. Изоляторы временного содержания – это учреждения, находящееся в системе МВД. В свое время там была просто катастрофическая ситуация с точки зрения условий содержания. По этому поводу мы делали коллективный доклад, встречались с тогдашним министром внутренних дел, и в 2006-м году была принята целевая ведомственная программа по строительству и капремонту этих объектов. В 2009-м году она закончилась, и мы рассчитывали, что она будет продлена. Но случился кризис, и про эту тему стали постепенно забывать. Владимир Лукин посетил в Самаре вполне типовой изолятор. Самые одиозные сейчас, конечно, закрыты, какие-то отремонтированы, но в основном за счет ведомственного бюджета, а все это не дает особых результатов. В конце июне я вместе во всеми моими коллегами – региональными уполномоченными по правам человека и, конечно, с Лукиным будем встречаться с министром внутренних дел Владимиром Колокольцевым и будем настаивать на продолжении программы. Как и все бюджетные вещи – это долгоиграющая пластинка, но сдвигать ситуацию с места надо. Еще один вопрос, с которым разбирался федеральный уполномоченный, - это жилье для военнослужащих в поселке Рощинский, где сложилась совершенно казуистическая ситуация. Там в разные периоды возникали разные ситуации: то сертификаты не давали, то квадратные метры реально стоили больше, то в 2006-ом году ему присвоили статус военного городка, жилье стало служебным и получить его вообще стало нельзя, в то время как несколько сотен военнослужащих были оттуда уволены с записью в приказах, что они обеспечены жильем. Подразумевалось, что они получат там свои квартиры, в которых живут, а их нельзя брать и оформлять. Там тоже есть свои нюансы, ситуации. Но задача Лукина объяснить всю эту беду министру обороны Сергею Шойгу. И он написал очень эмоциональное письмо по этому поводу, после чего ситуация сдвинулась с места. На уровне министерства заговорили про особые расходные обязательства. А это означает, что средства из бюджета на конкретные цели могут быть выделены, минуя все целевые программы и т.п.
